Нельзя отделаться дешевыми пропагандистскими штампами от анализа обстановки в стране, когда многомиллионный выезд за пределы Отечества превращается в социальный симптом и уже не выводится из одних низменностей нравственного выбора. Это ситуация, в которой количество «предателей» свидетельствует о качественном неблагополучии преданного государства.

Вопросы и опросы «Дождя» вызывают у блюстителей патриотического порядка такую бурю эмоций, что и малого их выплеска достаточно для закрытия целого канала. Но еще два года назад «Русская служба новостей» спросила слушателей, поддерживают ли они репрессии 30-х годов. И вот, когда на вопрос: допустим ли широкий террор верховной власти против населения страны, оправдано ли массовое сталинское убийство, угробившее, между прочим, изрядное число правоверных сталинистов? — слушатели в подавляющем большинстве отвечают утвердительно, — любящие Россию думцы не возмущаются в парламенте ни единым словом, а медийщиков типа Дмитрия Киселева не прошибает от этого на патриотические телепроповеди. Никто не бьет над страной в набатные колокола, слыша, как люди при начале программы перевесом в 68%, а в конце ее, после осудительного к репрессиям диалога историков А. Н. Сахарова и Ю. С. Пивоварова, аж в 79% голосуют за нужность тех жутких репрессий, не воспринимая ни цифр, ни циничного «жанра» их проведения. Одна женщина, звонившая в эфир, даже заявила приглашенным: а что с вами такими и делать, как не репрессировать? Вот как насолили ей два академических историка нелюбовью к Сталину и нежеланием быть убитыми задешево — историю тех убиений они отлично знают по архивам, а не по лживой официальной статистике, пробрасывающейся миллионами.

Это — страна, не прочитавшая солженицынский «Архипелаг». В школу, где он введен в обязательное изучение, таким людям возвращаться уже поздно. Тем не менее аудитория с подобным патриотическим спросом находит для себя соответствующее предложение.  Скажем, в «Биохимии предательства» Константина Семина.

О том, какую войну не на жизнь, а на смерть объявили большевики во имя Интернационала и прочих своих утопий и российскому народу, и русской православной вере, мы не слышим в этом кино ни от генерала КГБ, ни от ветерана ВОВ, ни от священнослужителя РПЦ. Зато в нем предостаточно негодующего третирования по адресу всех, кто отказал в своей лояльности советскому правительству и, если брать шире, вообще имел трения с верховной властью в последнее и длящееся столетие — от адвоката Керенского до адвоката Фейгина.

Но слепота пропагандиста с государственного телеканала в том, что проблема национального предательства ставится им лишь снизу вверх и потому с трудом может быть обнаружена в «высших сферах», а по преимуществу обретается в слоях опекаемого властью народа, свобода и достоинство которого, как и борьба за них, редуцируются до банального «шкурничества» и уличных бушеваний украинского «евромайдана».

Очень удобно говорить об эпохальных предательствах, не углубляясь всерьез в историческую конкретику. И это при том, что фильм буквально пестрит всеразличными именами, датами и событиями. Но это все идеологический винегрет, состряпанный из вполне разнородных явлений и поданный непосвященному (да и не желающему «посвящаться») зрителю под острым соусом «коллаборантства».

Устремления Власова, не подписывавшего, как передает Семин, «своим именем» немецкие листовки, а вопреки нацистской пропаганде распространявшего чуждые ей политические идеи (при посредстве упомянутого Штрик-Штрикфельдта), утверждавшего, кстати, неделимую Россию в границах 1939 года (это и есть, по намекам Семина, сепаратистская идеология, компрометантная для несчастного генерала), вовсе не то же самое, что проповедуемое Валерией Новодворской «самоскальпирование» России и переговоры Сергея Адамовича Ковалева с чеченскими боевиками.

Можно не питать больших симпатий к деятелям Февральской революции, но делать из Милюкова агента американского империализма из-за одного его прозвища («американец») — топорно и глупо. Хотя это прекрасно удается, если умолчать о другом прозвище демократического министра: не за что иное, как за вполне имперскую международную политику, Павла Николаевича нарекли «Дарданелльским».

В наши дни на демократов что постсоветских, что досоветских можно вешать любую глупость и любую измену. И никому не нужно в фильме, подобном семинскому, сообщать, что Временное правительство хотело видеть Россию единым государством, не принимая вопреки пропаганде большевиков, въехавших сюда через германский фронт, сепаратизма окраин.

Откровенным предательством России была пропаганда Ленина «штык в землю!», но если про это не рассказывать, то наивный зритель легко сочтет главным предателем своей страны блистательного и свободолюбивого поэта Бальмонта. И тот же наивный зритель не будет осведомлен, что отнюдь не «предатели-генералы» из императорского штаба устроили царской семье кровавую плаху в Ипатьевском доме.

И Зоя Космодемьянская, и гайдаровский Мальчиш-Кибальчиш, присутствуя в фильме ради контрастного оттенения своим героизмом мерзких предателей, слишком теснят избранную тему — гораздо логичнее было бы включить сюда образ Павлика Морозова и сюжет о подобных ему доносчиках на своих родителей, то есть о весьма специфических предателях, выплавление которых из человеческого существа ставила себе задачей советская пропаганда. Но в курировавшее ее советское правительство всех созывов, за исключением самоотменившегося «перестроечного», критические стрелы режиссера по общему замыслу не посылаются.

Ни про красный террор, ни про ежовщину, ни про коллективизацию, ни про репрессии самых лояльных слоев советского населения, ни про религиозные гонения мы не услышим в фильме ни слова. С этими вопиющими умолчаниями зритель, конечно, ничего не узнает про Россию, умытую кровью, как назвал ее раннесоветский писатель, вполне сочувственный подобному «умовению». Нам ничего не расскажут про сталинские просчеты при начале войны с Германией — таковые, стоит думать, могли быть только у сталинского подчиненного, специально заведшего свою армию в немецкое окружение. Про что не сказано — того как бы и не было, что грубо переврано — то как бы и правда; и тут уж благородное возмущение, в которое впадает историк Юрий Жуков, бичуя гитлеровских оккупантов, можно считать последним словом патриотического чувства. Но если бы о гнете гитлеровской оккупации говорилось в сравнении со сталинскими лагерями, то уже не так патетично смотрелось бы пожелание Юрия Жукова Гавриилу Попову попасть на оккупированную территорию, чтобы ощутить весь ужас немецкого гнета. Бывшему мэру Москвы, русскому греку, достаточно было школы на Дону, чтобы с этой малой родины почерпнуть горькую историю расказачивания и раскулачивания и считать патриотом генерала Власова, видимо, за одно то, что он рискнул пойти против режима, уготовившего России это антинациональное разорище задолго до Гитлера.

Вообще из одиночных фигур, выбранных для наклеиванья антипатриотических ярлыков, из Власова и Синявского, из Авторханова и Довлатова, гораздо легче сфабриковать реальных и потенциальных предателей, сотворить простреливаемые фигуры для патриотического тира, нежели осознать то «внутреннее предательство», которое, по словам русского философа Николая Бердяева, совершил во дни русской революции в большинстве своем русский народ. Впрочем, Бердяев, именовавший с благополучного Запада власть коммунистов «сатанократией» и полагавший сталинский режим «русским фашизмом», согласно стилистике семинского кино, должен удостоиться звания самого махрового предателя.

Тем не менее в качестве экспертов по разрушению СССР, успешно осуществленному разными иудами и злокозненной Америкой, режиссером приглашены почему-то американские историки и политологи. Подкреплять проводимую в фильме антизападную пропаганду такой «экспертизой» не значит ли ощущать неустойчивость собственной пророссийской «объективности»? Тем более что Советский Союз, как это ни нелепо на первый взгляд, обрушился среди прочих причин и от стихийного западничества его молодого поколения, в равнодушии к идеологическим руладам слушавшего «Битлз» и гонявшегося за иностранными шмотками.

Константин Семин в самом деле занимается «биохимией», то есть в сущности неживой природой, мало интересуясь человеческими судьбами. Из-за этого приведенная в фильме статистика служит ему идеологическим проколом. Зрителю, даже не знающему советской истории, трудно не задаться вопросом: откуда сегодня, сейчас эти 7 (семь!) миллионов «шкурников», которые, как было озвучено в итоговом сюжете про осевшего в Америке бизнесмена Юрия Мошу, предпочли свою великую родину самой политически нечистоплотной заокеанской державе? Нерассудительно употребили авторы фильма эту грустную и вопиющую цифру. Ибо она говорит о состоянии нынешнего российского государства больше и хуже, нежели известное число советских граждан, сдавшихся добровольно в германский плен во Вторую мировую. Плен, ставший адом не для одного Карбышева, как выходит по фильму, но и для миллионов таких почему-то несметливых «шкурников», чьего циничного расчета хватило лишь на то, чтобы из сталинского огня угодить в гитлеровское пламя. Но, в конце концов, «национальному» правительству надо очень постараться, чтобы его солдаты миллионами сдавались злейшему врагу. И нельзя отделаться дешевыми пропагандистскими штампами от анализа обстановки в стране, когда многомиллионный выезд за пределы Отечества превращается в социальный симптом и уже не выводится из одних низменностей нравственного выбора. Это ситуация, в которой количество «предателей» свидетельствует о качественном неблагополучии преданного государства. И надо понимать, что это неблагополучие совсем не лечится идеологической нахлобучкой своре явных и тайных врагов на манер семинского киноопуса.

См. также

Евгений Кравченко. «Биохимия» бездарности